Рубрика: Письма

Самый главный вывод — скорость энергетического перехода до сих пор была линейной. Даже в Европе доля возобновляемых источников энергии в конечном потреблении энергии растет всего на 0,6% в год. Некоторые предшествующие преобразования в промышленности происходили быстрее, например, в 1960 году начался 20-летний уход от производства стали в мартеновских печах. К 1980–1990-м годам мартеновский процесс был практически полностью заменен на кислородно-конвертерный процесс (BOF, Basic Oxygen Furnace) и электросталеплавильный процесс (EAF, Electric Arc Furnace). Но этому есть простая причина: в то время новые технологии производства стали сокращали время производства и потребление энергии на 80-90%. Другими словами, переход на новые процессы производства стали окупился сам по себе и вознаградил первых пользователей. Сегодня это не так: с 2010 года для продвижения перехода на возобновляемые источники энергии линейными темпами потребовались глобальные расходы в размере 9 триллионов долларов США.

Я начал работать с интернетом в 90-е, и тогда интернет действительно был таким. В значительной степени он оставался таким и в 2000-х. Но потом все начало меняться. Из-за структуры стимулов — того, как были устроены эти сервисы, из-за венчурного капитала и других факторов — сложилась система, которая поощряла консолидацию. Плюс сетевые эффекты: чем больше людей на платформе, тем она ценнее, что ведет к эффекту «победитель получает всё». Примерно 10 лет назад мы оказались в ситуации, когда 5–10 сервисов доминируют в интернете, забирают основную часть денег и экономики. И вместе с этим получили контроль — это уже отдельная тема, связанная с деплатформингом и правилами. Например, на YouTube сейчас множество дискуссий о демонетизации контента. В своей книге я рассказываю об истории интернета, о том, как это произошло, и о последствиях. Есть экономические последствия, есть последствия для управления и контроля. И в более широком смысле это серьезно осложняет жизнь для творческих людей, как на YouTube, так и на Spotify. А теперь добавьте сюда искусственный интеллект. Это, безусловно, удивительная технология, невероятно мощная, и в целом я очень воодушевлен ее возможностями. Но, если оставить все как есть, ИИ, скорее всего, еще сильнее усилит консолидацию и будет приносить выгоду компаниям, обладающим огромными массивами данных и капитала.

В Америке в 1945 году и в Америке в 2025 году много похожего, о чем стоит задуматься. И сейчас и тогда Америка сталкивалась с редким эпическим моментом в истории страны и даже в мировой истории. Технологические и экономические силы, движущие той эпохой, были столь же преобразующими, как и сегодня, а политические ставки на результат были столь же высоки. Системы, которые Америке предстояло создать после 1945-го года в течение 25 лет, разительно отличались от тех, что были до этого. Точно так же, как и те новые системы, что предстоит создать сегодня. Америка уже проходила через этот процесс — ровно 80 лет назад, но еще более примечательно то, что Америка проходила через подобное фундаментальное переосмысление еще два раза в истории страны — во время Гражданской войны в середине XIX века и во время Революционной войны (Война за независимость) в конце XVIII века. Самое странное в этом цикле то, что он происходит каждые 80 лет.

Сегодня Япония находится на пути к увеличению своего оборонного бюджета до 2% от ВВП к 2027 финансовому году (с ~1% в прошлом). Чтобы достичь целевого показателя в 2% ВВП, Япония будет увеличивать свои расходы на триллион иен каждый год до 2027 года. Совокупные расходы составят 43 трлн иен в период с 2023 по 2027 финансовый год по сравнению с 27 трлн иен в период с 2019 по 2023 финансовый год. Пентагон обратился к Японии с просьбой увеличить расходы на оборону до 3% от ВВП. США активно продвигают так называемое «дружеское производство» в сфере оборонных поставок. Признавая, что их собственный промышленный потенциал значительно отстает от китайского, США активно пытаются использовать промышленный потенциал своих союзников. Посол США в Японии недавно призвал Токио играть более активную роль в разработке, производстве и поставках оружия «для укрепления нашей коллективной безопасности».

В 2025 и 2026 годах ИИ-агенты будут постепенно совершенствоваться. В 2027 году кодирующие (программирующие) агенты наконец-то станут достаточно хороши, чтобы существенно подстегнуть НИОКР в области ИИ, что приведет к взрыву интеллекта, который достигнет уровня человеческого где-то в середине 2027 года и достигнет уровня суперинтеллекта к началу 2028 года. Правительство США начинает понимать, что к чему, где-то в начале 2027 года, потенциально увидев, что ИИ может стать решающим стратегическим преимуществом в кибервойнах, и начинает втягивать ИИ-компании в свою орбиту — не полностью национализируя их, но подталкивая их к более оборонно-контрактным отношениям. Примерно в это же время просыпается Китай, крадет параметры (weights) ведущих американских ИИ-моделей и сохраняет почти равное с США положение. Возникает гонка вооружений, которая побуждает обе страны срезать углы в безопасности и добиваться полной автоматизации, несмотря на возражения общественности; это происходит крайне быстро, и к ~2029 году большая часть экономики автоматизирована. Если ИИ будет неправильно настроен, он может выступить против человека уже в 2030 году (то есть после того, как он автоматизирует достаточную часть экономики, чтобы выжить без нас).

По-настоящему великий бизнес должен иметь прочный «ров» (конкурентное преимущество), который защищает вложенный капитал. Динамика капитализма гарантирует, что конкуренты будут неоднократно штурмовать любой бизнес приносящий высокую прибыль. Поэтому компания должна иметь непреодолимый барьер — являться недорогим производителем или обладать мощным мировым брендом. История бизнеса полна примеров компаний, чьи рвы оказались иллюзорными и вскоре были пересечены конкурентами. Наш критерий «долговечности» заставляет нас исключать компании в отраслях, подверженных быстрым и непрерывным изменениям. Ров, который необходимо постоянно перестраивать, в конечном итоге вообще не будет рвом. Кроме того, этот критерий исключает бизнес, успех которого зависит от наличия отличного менеджера. Конечно, потрясающий генеральный директор — это огромный актив для любого предприятия. Но если бизнесу требуется суперзвезда для достижения отличных результатов, сам бизнес нельзя считать великим.

Возникает необходимость создания национальных локализованных под каждое общество и государство AI-моделей и экосистем с их собственными ценностями, а не делегирование этих процессов американским или китайским мега-корпорациям. Каждая страна заинтересована в развитии собственных национальных AI-чемпионов, которые будут использовать эту технологию на благо местного населения, поскольку невозможно отдать «мозг» страны на аутсорсинг таким компаниям, как OpenAI или Google, из-за риска их несоответствия целям. Таким образом критически важной становится локализации AI-инфраструктуры для здравоохранения и образования на национальном уровне и на личных устройствах пользователей в стране.

Обе книги рассказывают об Nvidia и ее CEO Дженсене Хуане, но у них разный фокус и стиль подачи материала. Если первая больше ориентирована на бизнес-аудиторию и рассказывает, какие стратегия и принципы управления позволили Nvidia стать техногигантом, то вторая — это журналистское расследование с акцентом на исторический контекст и влияние Nvidia на технологический мир. Если вас интересует Nvidia в контексте глобального технологического развития, влияния искусственного интеллекта и инноваций, то рекомендуем дождаться второй книги. А если вам нужны бизнес-уроки, управленческие принципы и тактика лидерства, то тут точно надо начинать с первой. Однако мы бы рекомендовали прочитать обе книги. Они дополняют друг друга: одна объясняет «почему Nvidia важна», а другая — «как она работает». В нашем письме — все самое интересное из них.