Рубрика: Письма

На протяжении последних 20 лет, со времен интернет-бума, бума SaaS-компаний и облачного бума, доминирующей парадигмой было программное обеспечение. Даже сам термин «инженер» сместился от инженера-физика к инженеру-программисту. Фонд N, в отличие от многих других венчурных фондов, оставался на периферии этого тренда, поскольку он практически не финансирует программное обеспечение. Его инвестиции делятся примерно на три части: здравоохранение, биотехнологии, роботохирургия и медицинские приборы; аэрокосмическая отрасль, оборона, производство и промышленное применение; и «основные технологии», которые определяются скорее тем, что они не делают — технологии, где очень мало интернета, социальных сетей, мобильных или рекламных технологий.

Темное просвещение — это направление мысли, которое становится все более заметным в современных консервативных кругах США, представляя собой вызов устоявшимся либеральным и демократическим идеям. В своей основе это движение отвергает принципы классического Просвещения, такие как рационализм и свобода воли, видя в них лишь попытки спасти человеческое сознание от хаоса вселенной. Вместо этого сторонники Темного просвещения предлагают модель авторитарного технологического капитализма.

Несмотря на то, что женщины контролируют все большую долю активов и их финансовая уверенность растет, они реже, чем мужчины, обращаются к финансовым консультантам, что приводит к значительному объему накапливаемых женщинами неуправляемых активов. Что делать? Управляющие активами должны адаптировать свои подходы, признавая уникальные финансовые цели и предпочтения женщин, чтобы эффективно обслуживать этот ценный и растущий сегмент клиентов. По мере того как объемы капитала под контролем женщин продолжают стремительно расти, преимущество получат те управляющие, кто сможет точно выделить микроцелевые сегменты внутри женской аудитории инвесторов и сформировать команды, способные учитывать их конкретные запросы. Такие игроки получат доступ к рынку, оцениваемому в триллионы долларов.

Goldman Sachs, Morgan Stanley и BlackRock в последние годы упоминают Индонезию как часть «новых драйверов роста в Азии», наряду с Индией и Филиппинами. Asian Development Bank (ADB) ожидает, что экономика Индонезии в 2025–2026 гг. будет расти на уровне 5–5,1%, что делает её одной из самых быстрорастущих среди G20. McKinsey оценивает, что к 2045 году Индонезия может войти в топ-5 экономик мира, если продолжит реформы и инвестирует в образование и инфраструктуру. Среди долгосрочных инвесторов существует реальный интерес и надежда, что Индонезия станет одной из ключевых экономик. Страна является одной из немногих крупных развивающихся стран, которые могут реально, а не просто в прогнозах, рассчитывать на значительный экономический рост в ближайшие годы.

Самый главный вывод — скорость энергетического перехода до сих пор была линейной. Даже в Европе доля возобновляемых источников энергии в конечном потреблении энергии растет всего на 0,6% в год. Некоторые предшествующие преобразования в промышленности происходили быстрее, например, в 1960 году начался 20-летний уход от производства стали в мартеновских печах. К 1980–1990-м годам мартеновский процесс был практически полностью заменен на кислородно-конвертерный процесс (BOF, Basic Oxygen Furnace) и электросталеплавильный процесс (EAF, Electric Arc Furnace). Но этому есть простая причина: в то время новые технологии производства стали сокращали время производства и потребление энергии на 80-90%. Другими словами, переход на новые процессы производства стали окупился сам по себе и вознаградил первых пользователей. Сегодня это не так: с 2010 года для продвижения перехода на возобновляемые источники энергии линейными темпами потребовались глобальные расходы в размере 9 триллионов долларов США.

Я начал работать с интернетом в 90-е, и тогда интернет действительно был таким. В значительной степени он оставался таким и в 2000-х. Но потом все начало меняться. Из-за структуры стимулов — того, как были устроены эти сервисы, из-за венчурного капитала и других факторов — сложилась система, которая поощряла консолидацию. Плюс сетевые эффекты: чем больше людей на платформе, тем она ценнее, что ведет к эффекту «победитель получает всё». Примерно 10 лет назад мы оказались в ситуации, когда 5–10 сервисов доминируют в интернете, забирают основную часть денег и экономики. И вместе с этим получили контроль — это уже отдельная тема, связанная с деплатформингом и правилами. Например, на YouTube сейчас множество дискуссий о демонетизации контента. В своей книге я рассказываю об истории интернета, о том, как это произошло, и о последствиях. Есть экономические последствия, есть последствия для управления и контроля. И в более широком смысле это серьезно осложняет жизнь для творческих людей, как на YouTube, так и на Spotify. А теперь добавьте сюда искусственный интеллект. Это, безусловно, удивительная технология, невероятно мощная, и в целом я очень воодушевлен ее возможностями. Но, если оставить все как есть, ИИ, скорее всего, еще сильнее усилит консолидацию и будет приносить выгоду компаниям, обладающим огромными массивами данных и капитала.