Рубрика: Письма

«…Факторов много, но самый главный — это то, как конечные пользователи составляют бюджет на память и используют ее. Рассматривая оперативную память и флэш-память NAND как товар, они обычно покупают товар оптом, приобретая то количество, которое, по их мнению, им необходимо на квартал или год. Часто они покупают ее яростно и активно, когда спрос на их продукцию высок. Затем, когда продажи замедляются, у них остается слишком много оперативной памяти, и они внезапно снижают темпы закупок. Это приводит к снижению цен на оперативную память, поскольку поставщики теперь имеют меньше заказов, поступающих по прежней цене. Чтобы продолжать продавать ее, им нужно снизить цену настолько, чтобы покупателям имело смысл запасать ее впрок. Вышеизложенное довольно хорошо объясняет, почему цены на оперативную память исторически были нестабильными. Вопрос в том, будут ли они всегда так изменчивы, и если да, то будет ли следующий год благоприятным для цен на оперативную память…»

«…Например, города имеют ценность, обусловленную концентрацией в них удобств. Рестораны группируются рядом с людьми, люди группируются рядом с удобствами. В этой гипотетической ситуации, когда транспортные расходы равны нулю, это будет уже не так. В результате, вы не сможете разделить места расположения удобств в этой гипотезе, так как они изменятся. Таким образом, когда вы спрашиваете: «Будем ли мы ездить в город на встречи и в рестораны?», это как бы предполагает, что какое-то скопление экономической активности все еще будет там, и мы захотим телепортироваться, чтобы быть поближе к нему. Я не уверен в этом: вы не обязательно будете заглядывать в города для посещения ресторанов и для встреч, потому что рестораны и встречи уже не обязательно будут там. Со временем вещи размещаются там, где они востребованы. Так что города могут не опустеть в одночасье, но со временем новые рестораны будут построены далеко в Монтане, где земля стоит дешево и куда можно бесплатно перенестись за одно мгновение…»

«…США, Великобритания, Япония и Франция экспортируют много культурной продукции и можно найти поклонников их культуры по всему миру. Но все эти страны имеют историю завоеваний и использования военной мощи. США, возможно, в наименьшей степени — заморские войны и ряд зарубежных баз не являются империей в том смысле, в котором ею были Британия или Франция — но достаточно много людей говорят, что «Америка — это империя», т.е. многие в мире думают о ней подобным образом. Легко представить, что международная культурная привлекательность этих стран связана, в некотором смысле, с ощущением того, что они являются или были могущественными и сильными странами. Это фундаментально националистический образ мышления — он имплицитно рассматривает мир как соревнование между нациями, в котором великие нации побеждают, а малые — подвергаются завоеваниям…»

«…Но есть и вариант, когда технологические усилия под руководством государства могут сработать. Процессор, в конце концов, вырос из ствола пистолета. Точнее говоря, благосклонность Пентагона и НАСА (еще одно государственное начинание) дала индустрии микросхем ее важнейших первых клиентов. А венчурный капитал, в конце концов, финансировал первые компании по производству чипов, включая Intel. Пекин меняет беспрепятственную разведку технологий и прибыли на государственные цели, и можно утверждать, что и США, и Китай преследуют оптимальные стратегии. Как технологический лидер, США должны поощрять активные исследования, потому что они должны прокладывать новый путь. Как технологический последователь, Китай может просто следовать дорожной карте, составленной США, наслаждаясь при этом более легкой задачей — переизобретать существующие технологии, а не придумывать новые идеи. Китай может начать беспокоиться о новых изобретениях после того, как догонит США в технологиях…»

«…Существует школа мысли, которая рассматривает научно-технический прогресс как нейтральное или даже негативное явление. Идея заключается в том, что даже если бы у нас была вся власть в мире, мы не смогли бы использовать ее, чтобы сделать мир лучше. Подобно жителям «Храброго нового мира», мы сами себе пленники: если мы успешно решим некоторые проблемы (например, сделаем себя счастливее), то создадим столько же проблем, чтобы компенсировать их (например, потеряем конфликт и сложность, которые придают жизни смысл). Некоторые люди признают, что сокращение бедности, которое мы наблюдали до сих пор, — это хорошо, но считают, что, когда мы достигнем определенного уровня богатства, дальнейшие усилия не помогут нам стать счастливее. Это – заманчивое и простое мировоззрение в эпоху, когда футуристические образы в основном встречается в фантастике, а антиутопии являются признанными шедеврами, в то время как утопии – не вызывают интереса. Но, в конечном счете, эта динамика говорит нам больше о проблемах использования нашего воображения, чем о реальности утопии…»