FastSaltTimesСемьдесят тысяч спутников — это будущее интернета или рецепт космического хаоса? Китай, Илон Маск и крупнейшие телеком-гиганты сражаются за орбиту, а рынок спутниковой связи может вырасти до $457 млрд. Кто будет контролировать глобальную связь, какие риски ждут инвесторов и сколько стоит выход на орбиту? Разбираемся в деталях.
Шмидхубер — немецкий и швейцарский ученый, специалист в области искусственного интеллекта. Интервью охватывает широкий спектр тем, связанных с ИИ, от его истории и развития до этических и философских импликаций. Ключевая тема — взгляд Шмидхубера на будущее ИИ, где он предсказывает будущий взрывной рост ИИ, превосходящий по масштабам демографический взрыв человечества. Он подчеркивает свою раннюю работу в области трансформеров и GAN, отмечая недооцененность европейского вклада в развитие глубокого обучения и критикуя некоторые случаи плагиата. Шмидхубер также рассуждает о сознании ИИ, рассматривая его как побочный продукт процесса сжатия данных. Шмидхубер высказывает оптимистичный прогноз о будущем, где ИИ, возможно, колонизирует космос, а Земля может быть первой планетой, породившей расширяющийся «пузырь ИИ».
Ключевая идея состоит в максимально эффективном использовании радиочастотного спектра, где новейшие технологии должны вытеснять устаревшие для оптимального применения этого ограниченного ресурса. С этой целью Международный союз электросвязи каждые 3-4 года созывает Всемирную конференцию радиосвязи, объединяющую регуляторов спектра из более чем 190 стран и представителей индустрии. Задача конференции – анализ и возможный пересмотр Регламента радиосвязи, международного соглашения по использованию радиочастот и орбит. На этих встречах принимаются решения о назначении различных диапазонов спектра. Тем не менее, страны-участницы МСЭ сохраняют полный суверенитет в вопросах распределения и регулирования спектра внутри своих границ, включая установление правил его эксплуатации. С течением времени деятельность МСЭ и Всемирной конференции радиосвязи приобрела более выраженный политический характер, так как государства стремятся влиять на управление и распределение спектра в интересах своей промышленности и экономики.
«…Переход к технологии общего ИИ — это совершенно новый вызов для Китая. Как развивающееся индустриальное общество, которое завершило полную индустриализацию только в последние два десятилетия, до сих пор почти все новые технологии, внедряемые Китаем, приводили лишь к улучшению благосостояния, поэтому у нас нет большого опыта в управлении технологическими изменениями с перераспределительным эффектом. Но именно потому, что у Китая нет исторического бремени, а сфера услуг занимает относительно небольшую долю в китайской экономике, Китай может с большей вероятностью создать новые институциональные механизмы, использовать технологии ИИ для обслуживания более широкого круга людей и привести мир к эре крупномасштабного производства информационных технологий…»
«…Для многих людей весь смысл этого — полета на Марс или куда бы то ни было еще — в том, чтобы создать общество с лучшими ценностями. Это может принимать разные формы. Есть несколько левых версий, например, «мы оставим капитализм позади», и есть, я бы сказал, квазимистические: «абсолютное великолепие космоса, и мы будем в некотором роде утопистами». Большинство фантазий, с которыми я сталкиваюсь, являются своего рода либертарианской границей — где-то между либертарианством и консерватизмом старого образца. Подача такая: Земля в некотором роде бюрократична и капризна; мы все слабаки, и мы все как дети, и нам нужно проявить твердость. И мы создадим это лучшее, более свободное, демократическое общество, отправившись в космос. У людей есть представление, что у вас будет свобода, потому что каким-то образом мы ограничены всеми этими земными правительствами, которые постоянно закручивают гайки…»
«…Симбиотических отношений больше не существует. Современные богачи, чье состояние в значительной степени сохранилось благодаря Великой рецессии 2008 года и пандемии Covid-19, выступают против реформ, направленных на использование их ресурсов для финансирования всевозможных мер по смягчению последствий. Это исторически исключительное событие. В западной культуре помощь в преодолении крупных кризисов уже давно является основной социальной функцией, приписываемой богатым. В прошлом, когда самые богатые считались нечувствительными к тяжелой участи масс, и особенно когда они, как казалось, наживались на этой участи (или их просто подозревали в этом), общество становилось нестабильным, что приводило к бунтам, открытым восстаниям и насилию против богатых. Поскольку история имеет неприятное свойство повторяться, нам стоит рассмотреть последние события, включая неспособность законодателей повысить налоги на богатых, в долгосрочной перспективе. Начнем с того, что наличие очень богатых или даже сверхбогатых людей всегда вызывало определенную тревогу в западных обществах. Средневековые богословы считали богатых грешниками и полагали, что сколачивание больших состояний не должно поощряться. По крайней мере, от богатых ожидалось, что они не будут казаться богатыми и будут щедро завещать благотворительным учреждениям на благо своей души. Но со временем, когда новые экономические возможности в торговле и финансах привели к накоплению состояний невиданных размеров, рост присутствия чрезвычайно богатых людей в общине перестал восприниматься как аномалия. Начиная с XV века, в наиболее экономически развитых регионах Европы, таких как центральная и северная Италия, богатые люди стали играть особую социальную роль: выступать в качестве частных денежных резервов, к которым община могла прибегать в случае крайней нужды…»
«…Недавно мы провели подсчеты в рамках оценки нашей работы в Китае. У нас в RAND около тридцати специалистов по Китаю. Я по-прежнему считаю, что это слишком мало. Во времена расцвета программы советских исследований в RAND у нас было чуть меньше 100 специалистов по СССР. Нам нужно что-то такого же масштаба для Китая. Китайские исследования должны быть междисциплинарной исследовательской программой. В ней должны участвовать политологи, экономисты, статистики, лингвисты, социологи и технологи. RAND имеет здесь сравнительные преимущества благодаря нашему масштабу и широте охвата дисциплин. Наличие 30 специалистов по Китаю уже может сделать нас крупнейшей организацией, занимающейся Китаем, особенно в плане военного и экономического анализа. Но мы должны делать больше. Масштабная работа с демографами, экономистами и лингвистами, сосредоточенная на таких вещах, как экономика Китая, промышленная политика, бюрократические процессы — действительно понимание внутреннего процесса принятия решений в Китае и тщательный анализ типа советов, которые, вероятно, получает Си Цзиньпин, и предубеждений, заложенных в этом процесс — это будет действительно жизненно важно. Нам нужно больше заниматься этим. Некоторые из основных ресурсов для этого у нас есть в RAND. Нам нужно создать другие…»
«…Доминирующее положение компании обеспечило принятое 20 лет назад судьбоносное решение продавать воду напрямую из источника, которая, как утверждалось в ходе общенациональной рекламной кампании, имеет больше преимуществ для здоровья, чем вода, очищенная на заводе. Более 60 конкурентов обратились тогда в регулирующие органы, обвинив компанию в клевете и ложной рекламе. В то же время глава компании создал себе имидж скромного руководителя, заботящегося только о совершенстве своего продукта. В СМИ его часто называют «одиноким волком», что, по некоторым данным, он одобряет, поскольку предпочитает принимать решения в одиночку и редко появляется на публике. Он предпочитает держаться в тени и не дает интервью уже много лет. Те, кто встречался с ним, отзываются о нем как о сдержанном и непритязательном человеке. Он ест один в кафетерии компании без всякой свиты и одевается просто: в футболки и кроссовки. Ему удается остаться вне пресса со стороны государства, пока другие миллиардеры сталкиваются с последствиями демонстрации своего богатства или подвергаются репрессиям со стороны правительства. Он также прозорливо держался подальше от сектора недвижимости, который принес удачу многим его коллегам…»
«…Второй способ снижения этого риска может быть, по сути, более простым: владение устойчивыми компаниями в устойчивых отраслях. Такие компании, как правило, имеют ряд особенностей. Во-первых, они не всегда дешевы. Рынок хорошо знает об их устойчивости и поэтому присваивает им высокие коэффициенты. Существует распространенное заблуждение, что коэффициент оценки компании учитывает только ее рост. При этом совершенно не учитывается, что наиболее важным компонентом коэффициента оценки является не рост, а его долговечность и то, какую стоимость компания может создать на этом пути (т.е. ее доходность). Обе эти составляющие входят в терминальную стоимость. Хорошей новостью для инвесторов является то, что эти устойчивые отрасли иногда выходят из фавора…»
«…Основная экономическая проблема освоения космоса заключается не в несметных капиталовложениях, технологическом прогрессе или долгосрочной координации, необходимой для использования этих ресурсов, а в том, что непонятно, что кто-то будет делать с никелем стоимостью 10 квинтиллионов долларов или неограниченной солнечной энергией. 16 Psyche — это, возможно, около 10 миллионов миллиардов тонн железа и никеля. Для сравнения: в 2022 году весь мир произвел 2,6 млрд. тонн железа. Мы могли бы сделать железо и никель фактически бесплатными. Но с какой целью? Пределы роста — это не пределы одной планеты, у нас, несмотря на пропаганду обратного, нет экономики, прожорливо потребляющей ресурсы. Такие гигантские затраты вещества и энергии важны для индустриальной экономики, которая растет быстрее, чем ее ресурсная база. Наша же экономика — вялая, она растет медленно, если вообще растет, начиная с 1971 года. Мы живем в мире, где развитые страны переживают деиндустриализацию и структурное сокращение численности населения. Правительства и международные организации целенаправленно стремятся снизить промышленную активность и энергопотребление по экологическим соображениям. Уровень рождаемости продолжает снижаться как в развитых, так и в развивающихся странах, а вместе с ним снижается и ожидаемая в будущем численность населения. Да, может существовать цивилизация с такими огромными потребностями в веществе и энергии, что освоение космоса становится экономически привлекательным в силу простой мальтузианской логики. Но это не наша цивилизация, и нет никаких оснований полагать, что она станет таковой в будущем без целенаправленной и масштабной социальной, политической, культурной и институциональной перестройки…»