Среди военных стратегов распространено заблуждение о возможности быстрых побед. Несмотря на примеры скоротечных конфликтов, история войн демонстрирует тенденцию к затягиванию и превращению войн в изнурительные противостояния. Стратеги часто недооценивают ресурсы противника и переоценивают собственную способность к быстрому разгрому. Планирование, ориентированное исключительно на короткие войны, создает уязвимости при переходе к затяжным конфликтам, требующим иных ресурсов и стратегий. Необходима разработка реалистичных политических целей и гибких военных стратегий, учитывающих вероятность длительных конфликтов, чтобы предотвратить их возникновение и избежать катастрофических последствий.
Метка: Государство
Письмо №522

Каково текущее состояние европейской технологической экосистемы и почему Европа отстает от США и Китая? Европа безуспешно пыталась скопировать американскую модель вместо выработки собственного, уникального подхода к созданию технологических компаний. Ключевыми элементами этого подхода должны стать ориентация на прибыльность, мультинациональный охват и сохранение штаб-квартир в Европе, а также использование сильных сторон континента, таких как региональная динамика и сложность рынка, в качестве конкурентных преимуществ. Необходим стратегический пересмотр приоритетов, смещающий фокус с поддержки ранних стадий развития стартапов на масштабирование уже успешных компаний и поиск путей интеграции европейского рынка.
Письмо №516

Взгляните на соотношение стоимости компаний, входящих в американский S&P 500, к общей капитализации мирового фондового рынка. Доля США в общей рыночной стоимости выросла с примерно 35% в 1990-х годах до более чем 70% сегодня! На втором месте — Япония с долей около 6%, а на третьем — Великобритания с 4%. Все это невероятно. Если бы американские компании показывали более высокую прибыль или выплачивали больше дивидендов, их превосходство на фондовом рынке было бы логичным. Тогда акции американских компаний действительно стоили бы дороже с объективной точки зрения. Однако расхождение цен на акции объясняется не только прибылью компаний. Фактические и ожидаемые будущие прибыли американских компаний не сильно отличаются от аналогичных показателей на фондовых рынках других развитых стран. Долгосрочный исторический рост прибыли (за последние пять лет) у акций развитых зарубежных рынков действительно отставал от американских, но незначительно: 5,5% против 6,3%. Ожидания аналитиков по будущему росту прибыли (на три–пять лет) также были в пользу американских акций, но разница снова была небольшой: 11,7% против 10,7%. Такие незначительные различия не могут объяснить драматическое превосходство американских акций. Иными словами, основная причина их опережающего роста — увеличение оценок (valuation). Это означает, что инвесторы были готовы платить больше за каждый доллар прибыли в США, чем в других странах. Они разгоняли цены на аналогичные акции в США до гораздо более высоких уровней, делая их относительно переоценёнными.
Сегодня я не собираюсь говорить о «безопасности ИИ», как это было темой конференции пару лет назад. Я здесь, чтобы говорить о возможностях искусственного интеллекта. Когда на таких конференциях, как эта, собираются, чтобы обсудить передовые технологии, зачастую, как мне кажется, наша реакция — быть слишком осторожными, слишком боязливыми к риску. Но никогда прежде я не встречал технологический прорыв, который так явно призывал бы нас поступать совершенно наоборот. Наша администрация, администрация Трампа, убеждена, что искусственный интеллект будет иметь бесчисленное множество революционных применений — в области экономики и инноваций, создания рабочих мест, национальной безопасности, здравоохранения, свободы самовыражения и многого другого.
«Зеленый» национализм
Сегодняшние политические решения пока не соответствуют глобальным вызовам, но могут послужить отправной точкой для необходимых изменений. Сдвиг парадигмы происходит в парадоксальном направлении. Вместо того, чтобы глобальная взаимосвязь, сформировавшаяся за последние десятилетия, переросла в планетарную перспективу, она превращается в обновленный национализм, более решительный, чем до наступления глобализации. Здесь возникает нечто новое — «зеленый национализм», который, по сути, поступает правильно, но по другим причинам. Или, говоря иначе, он парадоксальным образом продвигает планетарную климатическую повестку дня, но на своих националистических основаниях. Государства борются за свое могущество и в процессе решают и глобальные проблемы.
Новый меркантилизм
После мирового финансового кризиса 2008 года, несмотря на попытки реформировать капитализм, мир неуклонно движется к новому экономическому порядку, который больше всего напоминает меркантилизм. Ключевым моментом является отход от глобализации и усиление роли государства в регулировании экономики, что проявляется в росте протекционизма, государственных инвестициях в инфраструктуру и «зеленые» технологии, а также в понижении роли акционеров и усилении влияния государства на корпорации. Государство ставит свои интересы выше интересов свободного рынка.
Письмо №501

Когда в конце 1990-х годов в Китае началось строительство крупных ветряных электростанций, все турбины были импортными. Но китайские производители приобретали технологии ветряных турбин через совместные предприятия, лицензирование и поглощения, и к 2009 году на китайском рынке стали доминировать турбины местного производства. Сегодня китайская компания Goldwind является одним из крупнейших производителей ветряных турбин в мире. Как в случае с ветряными турбинами, так и в случае с высокоскоростными железными дорогами иностранные компании обвиняют китайские фирмы в краже их технологий. Смартфоны и электромобили — еще две отрасли, которые прошли через некую версию этого цикла (хотя они не обязательно следовали ему в точности). Одна из отраслей, которая еще не прошла этот цикл, — большие коммерческие самолеты (то есть реактивные лайнеры), где даже в Китае по-прежнему доминируют Boeing и Airbus.
Дойн Фармер, специалист по теории хаоса и сложности, критикует традиционные экономические модели, заявляя, что они слишком упрощены и не могут адекватно отражать реальную экономическую динамику. Фармер отстаивает подход, основанный на теории комплексных систем, который использует компьютерное моделирование с миллионами агентов, взаимодействующих друг с другом и принимающих решения в несовершенном, ограниченно рациональном мире. Такой подход, по его мнению, позволяет лучше понять эндогенные колебания экономики, а также предвидеть и смягчать последствия экономических кризисов. Фармер подчеркивает, что традиционные модели часто неспособны предсказывать такие неравновесные события, как финансовый кризис 2008 года, и считает, что модели, основанные на теории хаоса и сложности, могут предложить более точный и реалистичный прогноз.
«…Промышленная политика вновь становится актуальной темой для развитых стран, вызывая дискуссии о её обоснованности, недостатках и целесообразности. Однако в этих обсуждениях часто упускается из виду многообразие мирового опыта, а также анализ факторов успеха или неудачи различных подходов и их применимости в реальных условиях. Несмотря на появление новых исследований, расширяющих наше эмпирическое понимание этих политических мер, мы считаем, что для полноценного осмысления «новых экономических аспектов промышленной политики» необходимо тщательно изучить политические факторы, влияющие на формирование государственной стратегии в этой области…»
Письмо №486

«…Это не угрожало никому политически, и поэтому ученые могли делать свои открытия, а государство получало некоторую выгоду, если ученые делали полезные в военном отношении открытия. В 1700-х годах, в конце 1700-х годов, индустриализация действительно начала развиваться, и я был просто поражен тем, как свободны были бизнесмены, техники, технологи. Джеймс Уатт — самый известный пример, но были и другие, кто мог делиться тем, что узнавал, и люди могли учиться друг у друга. В Британии существовали всевозможные общества, где люди просто ходили из города в город и делились своими технологическими открытиями, они учились у ученых, а ученые учились у них. В Китае это в значительной степени отсутствовало. Это было гораздо более централизованное общество, и политические власти часто боялись поощрять все, что могло бы угрожать политической структуре власти. В Китае было много, много, много книг и много, много, много авторов. Поразительно то, что большинство из этих книг — а у людей были тысячи книг — они держали их наличие в секрете. В любой момент могло случиться так, что какая-то книга, которой вы владеете, могла стать опасной для вас лично…»