Рубрики
Статьи/Блог

Пол Кругман: Почему мы не веселимся, как в 1999-м?

Страх, а не надежда, пронизывает нынешнюю технологическую лихорадку. Экономическая реальность любит подбрасывать вам крученые мячи — неожиданные события, которые вы не предвидели, когда делали прогнозы. Например, большинство экономистов, включая меня, ожидали, что главным экономическим событием 2025 года станут пошлины. Ведь всего за несколько месяцев Трамп перечеркнул 90 лет про-торговой политики США, подняв средний уровень тарифов до максимума с 1934 года. Как и следовало ожидать, цепочки поставок нарушены, цены для потребителей растут, а фермеры не могут продавать урожай за рубеж.

И все же экономические последствия этой саморазрушительной политики были уравновешены, а может, даже перекрыты развитием, не связанным с решениями правительства: резким всплеском расходов на «ИИ». Кавычки здесь не случайны — ChatGPT и его конкуренты не являются подлинным искусственным интеллектом. Но их возможности впечатляют и делают то, что недавно казалось фантастикой.

Именно этот всплеск инвестиций в ИИ — технологический бум, которого не было с 1990-х, — временно поддерживает экономику, компенсируя ущерб от тарифов Трампа. Без бума дата-центров, вероятно, экономика уже скатилась бы в рецессию. Но сотни миллиардов долларов, вложенные в строительство и оборудование этих центров, разогнали инвестиции, а стремительный рост биржевых котировок поддержал потребление богатых слоев населения, даже когда спрос у беднейших и среднего класса ослабевает.

Однако в отличие от технологического бума конца 1990-х, нынешний бум ИИ не вызывает всеобщего экономического оптимизма. Напротив — американцы поражающе пессимистично смотрят на экономику и будущее. И в этом стоит разобраться.

Сегодняшний разговор — не о долгосрочных последствиях ИИ для занятости и роста, не о том, создадим ли мы скоро сверхразум, который решит уничтожить человечество. Сейчас же важно другое: как надежды на будущую прибыль от ИИ и страх упустить момент (FOMO) привели к колоссальному росту корпоративных вложений, в первую очередь в дата-центры.

Во втором квартале 2025 года расходы на вычислительное оборудование и программное обеспечение как доля ВВП уже сравнялись с пиком 1999 года — разгаром «интернет-пузыря» доткомов. И все указывает на то, что этот показатель продолжит расти.

(Данные начала 2020-х можно не учитывать — они искажены пандемией COVID-19)

Текущий бум ИИ во многом похож на технологический бум 1990-х: безудержный рост расходов сопровождается громкими заявлениями о том, что «все изменится». Этот накал риторики — надежный признак спекулятивного пузыря. Подтверждает это и тот факт, что крупные технологические компании тратят на ИИ больше, чем зарабатывают, — и теперь активно наращивают долги.

Но есть и ключевое различие. В конце 1990-х царил почти всеобщий оптимизм. Тем, кому сейчас меньше 50, трудно представить, насколько уверенно американцы тогда смотрели в будущее. Экономический бум времен Клинтона породил ощущение, что процветание — это вообще норма, из-за чего избиратели легко переключились на республиканца Буша.

Сегодня корпорации снова вливают колоссальные средства в технологии, но на фоне беспрецедентного общественного пессимизма. Возникает вопрос: почему мы видим ту же гиперактивность, но не чувствуем той же надежды? Почему не веселимся, как в 1999-м?

Достаточно взглянуть на индекс потребительских настроений. В конце 1990-х он был очень высок, а сегодня примерно соответствует уровню времен глобального финансового кризиса. В 1999 году около 60 % американцев были довольны направлением развития страны; теперь — вдвое меньше. В марте 1999 года 78 % одобряли экономическую политику Клинтона.

Сегодня рейтинг одобрения Трампа по экономике меньше половины этого показателя, а недовольных больше, чем довольных, примерно на 15 пунктов.

Почему же мы так угрюмо смотрим в будущее, даже когда бизнес делает ставку на мощную и, возможно, переломную технологию? Есть три причины.

Во-первых, экономика США при Трампе чувствует себя хуже, чем показывают формальные показатели. Рецессии нет — в основном благодаря строительству дата-центров, которое компенсировало удар от тарифов. Безработица тоже низкая, примерно как в 1999-м. Но рынок труда странно «застыл»: работодатели не спешат нанимать, а сотрудники — увольняться. Это связано с неопределенностью из-за резких и непоследовательных решений администрации.

По данным The Conference Board, в апреле 1999 года 47,4 % респондентов говорили, что с поиском работы все легко, и лишь 12,5 % — что трудно. В августе 2025-го — 26,9 % и 19,1 % соответственно. Массовых увольнений нет, но страх потерять работу и не найти новую — силен.

Во-вторых, в конце 1990-х интернет вызывал воодушевление, а не тревогу. Люди видели новые возможности, а не угрозы своим рабочим местам или обществу. Тогда мало кто осознавал, какой вред позже нанесут социальные сети.

С ИИ ситуация обратная: трудно найти человека, который не беспокоился бы о будущем. Широко распространены опасения, что ИИ уничтожит целые профессии и приведет к массовой безработице. Первый риск реален — история технологических изменений говорит сама за себя. Массовая безработица же предсказывается с 1930-х, но так и не наступила. Однако тревога присутствует здесь и сейчас.

В-третьих, политическая обстановка сильно влияет на восприятие экономики. Многие видят происходящее как опасную автократическую попытку захвата власти. При этом сторонники Трампа одновременно заявляют, что «это лучшая экономическая ситуация в истории страны» и одновременно, что города превращаются в зоны анархии. Эти два нарратива плохо сочетаются с оптимизмом.

Мой прогноз: нынешний технологический бум закончится болезненным спадом, как и в 1990-х. Трамп уверяет, что экономика «великолепна», его окружение обещает, что «в следующем году станет еще лучше».

Но учитывая, насколько плохо люди оценивают положение дел даже в условиях временного бума, я бы не ставил на их оптимизм.

Музыкальное послесловие

Почему бы и нет…

**

Подробнее мы разобрали ситуацию здесь: Дата-центры разрушают экономику

США перерождаются раз в 80 лет

На Земле нет более стадного существа, чем венчурные капиталисты Кремниевой долины